– Мишка! Ты совсем долбанутый? Отцепись, сказала! Козел паршивый! Жену лапай!

Михасик и Болт закатились со смеху. Картинка сменилась. Сцена в сортире. Писсуар. И два члена над ним, из которых льются струйки.

– Фу! – брезгливо сморщилась Белла. – Свои достоинства, что ли, снимали?

– А то чьи же! – затрясся от смеха Герман.

– Мишенька был быдлом им и подохнет. Всему же предел есть!

– Такое можно сотворить при полной потере памяти. А ржут как!

Далее. Камера запрыгала вверх-вниз, из стороны в сторону. Голос Михасика:

– Болт! Фейр... верк пшли с-сымем. Все побежали... Ща как начнут стрелять... А, ты спишь? Ща и тебя сыму. Стреляют! – заорал Михасик в ухо другу.

В самом деле, послышались первые залпы фейерверка. Морда Болта на столе среди рюмок и тарелок. При слове «стреляют» морда приподнялась, приоткрылись соловые глазоньки:

– Где стреляют? Я тоже... стрелять... Где? (Камера упала к полу, надо полагать, Михасик опустил ее вниз.) Точно, стреляют... Ща как встану, бля... (Камера заходила ходуном.) О, падла... не того я... Миха, пшли вмес-сте?

Камера, пошла, шатаясь. В кадре ноги, которые бегут и идут в одну сторону, женские и мужские ноги спешат на фейерверк, выбегают из дверей. В одну, правда, ноги заходят... Наружные двери ресторана. Камера стукнулась о них. Женский визг. Михасик:

– Сымай меня на небе!

Камера прыгнула в чьи-то руки. Рожа Михасика на фоне фейерверка, камера упала на него. Голос Михасика:

– Ты че, мудак, ваще? Разобьешь! Дай сюда. Я за нее отвалил...

Все, пошла рябь. Герман сидел без движений, глядя на экран, будто там продолжалось действо. Белла взяла из его руки пульт, выключила и сказала:

– Кино закончилось. Герман, проснись.

– Забавно, правда? – задумчиво произнес он.

– Что же там забавного? Сплошная мерзость. – Она обняла его за шею, коснулась носиком носа. – Лучше смотри на меня, мне это больше нравится.

– На тебя долго смотреть нельзя, хочется съесть! – Он перегнул ее через подлокотник, рыча и развязывая халатик.

– Ай, мне неудобно, сумасшедший!

Герман поднял Беллу... черт, ну и тяжелая! Собственно, при таких пышных формах весить пятьдесят кагэ невозможно. Донес, не уронив мужского достоинства, до кровати. О, Белла! Заводная, чудный, пушистенький котенок, а в пик страсти дьяволица...

Она плескалась в ванной, а он кинулся к телевизору. Что-то мелькнуло в последних кадрах, он не остановил вовремя... Ага, с этого места, то есть с начала фейерверка...

– О боже, Герман! – воскликнула появившаяся Белла. – Ты прямо маньяк. Эту гадость смотреть и слышать – и одного раза много.

– Я тоже так считаю. Мне кое-что показалось интересным...

– Что? – спросила она с беспокойством, приблизилась вплотную к Герману, и уставилась на экран. – Что тут может быть интересного?

– Хочу сделать два любительских фильма, – опомнился он. – Один о последнем дне отца, второй прикольный, на основе записей Михасика.

– Поступай, как знаешь, а я безумно хочу спать.

– Прекрасная мысль! Спать, спать, спать!

Герман запрыгнул в постель, рядом устроилась Белла, положив руку ему на грудь, а ногу на бедро. Здорово вот так развалиться на кровати, чувствовать, как от позвоночника распространяется по телу расслабление. Он не намерен посвящать Беллу в свои планы – хватит, одну уже посвятил. Если честно, подозрения против Риты вызваны злостью, потому они надуманные. Не могла Рита при любом раскладе выстрелить в отца. Представив ее с Андреем, Герман едва зубами не заскрипел. Нет, лучше думать о ней как об убийце. Что за черт! Почему его, только что переспавшего с уникальной во всех отношениях женщиной, волнует, с кем сейчас Рита? Но тут вдруг Белла тихонечко позвала:

– Герман...

Опять на секс потянуло?! Ненасытная! Герман притворился спящим и для пущей убедительности выдувал воздух через рот, отчего шевелились усы и губы. Он секса больше не хочет сегодня. А Белла осторожно встала, на цыпочках подошла к телевизору. Герман приоткрыл глаза и следил за ней. Вынула кассету и вышла.

– Не понял... – прошептал более чем удивленный Герман.

Теперь на цыпочках двигался он. Приоткрыл дверь... Так, внизу в гостиной блеснул свет торшера. Герман выскользнул на площадку, подкрался к перилам. Белла включила телевизор, убавила звук, вставила кассету в видеомагнитофон, нашла место и... стерла запись с собственным изображением! Мало того, проверила, надежно ли стерла! Герман поспешил в спальню в полном недоумении. Вскоре вернулась и Белла, вставила кассету назад и легла.

– Хватит! Хочу валяться без движений, – категорично заявила Света. – Без гидов, храмов и т. д.

– Хорошо. Идем валяться на пляж, – предложил Марат.

Недовольно пыхтя, Света собиралась, но то щетка для волос затерялась, то масло для загара пропало, купальник долго выбирала. Марат терпеливо сказал:

– Не спеши, времени у нас вагон. Жаль сгорим под прямыми лучами.

А Свету задевала собственная реакция на Марата. Ей приятно находиться в его обществе, она с удовольствием слушает его, реагирует на юмор и вообще находит в нем много интересного. Это ненормально! Ненавидела и вдруг – приятно. Решила держаться от него подальше. Так нет, он не отходит от нее! Только в общественных местах словно теряет к ней интерес. Самое отвратительное, что тетки без ума от Марата. Стоило им появиться на пляже, как три престарелые куклы окружили их. Еще здесь мода: загорать без лифчиков в одних трусиках. Света, конечно, не ханжа, но некоторым стоит сделать пластическую операцию груди, а не выставлять напоказ два пустых мешка. Она улеглась в шезлонг, натирая тело маслом, думала: «В зеркало не смотрятся, коровы. И блондинка туда же, в ее-то возрасте!» Три престарелых коровы уговаривали Марата прокатить их по очереди на водном мотоцикле по морю, он не отказал.

– Светочка, ты не хочешь прокатиться? – крикнула белая корова.

– Нет, – рявкнула Света, – я акул боюсь.

– Разве здесь есть акулы? – переменилась в лице блондинка.

– Конечно, – подлила масла в огонь Света. – Это почти океан. «Челюсти» смотрели? Раз – и в желудке у акулы. Турфирмы скрывают, чтобы клиентов не потерять.

– Она шутит, – сказал Марат. – Идемте? А ты загорай.

Это он Свете! Она почувствовала себя такой одинокой, заброшенной на край света, в чужой стране... плакать все равно не хотелось. Иногда она приподнималась, разыскивая Марата. Он то скользил на мотоцикле с одной из коров, то очередная корова садилась сзади, прижималась к его спине и визжала, как ненормальная, когда срывались с места. Свету раздирало чувство собственницы. Он обязан развлекать только ее! И все-таки на солнце ее разморило. Вздрогнула, когда на лицо упало несколько капель холодной воды. Она подскочила, а Марат залился смехом: